Кузьма Андреев. История одной миссии.
Извлечение из дневника-отчета епархиального инородческого миссионера Кузьмы Андреева
1901 год. Вечером 1 июля я отправился в языческую с вотским населением деревню Варклед-Бодья Шамардинского прихода. В числе 55 дворов здесь только одно семейство новокрещеные, а остальные язычники. На мой ответ, что я – миссионер и приехал, чтобы беседовать с ними, они недоверчиво заявили: «Какой ты миссионер? к нам приезжал миссионер с большим крестом на груди, в долгой одежде и с долгими волосами, важный такой; он нас уговаривал креститься, но мы не хотим».
Я коротко сообщил им, что посетившего их о. миссионера я знаю и приехал к ним по его предложению, что я вотяк и назначен для бесед по всей губернии. Так как по случаю празднования вотяками памяти Св. Апостолов Петра и Павла «Петрова дня» в течение нескольких дней все жители и здесь были большей частью пьяны, то я намеревался отправиться дальше, но вотяки, выслушав меня о том, что я миссионер и из вотяков, стали уверять, что завтра утром все они будут трезвы и охотно послушают мою беседу. Я остался.
***Зажечь свечу веры
С.В. Чичерина, автор книги «У поволжских инородцев: Путевые заметки», оставила описание внешности Кузьмы Андреева:
«Кузьма Андреевич Андреев – человек среднего роста, с редкой русой бородой и русыми волосами.
Выражение его лица – особенно глаз – необыкновенно доброе, просветленное. Зная, что он – один из давних тружеников в деле просвещения вотяков, я подробно объяснила ему цель моего приезда и рассказала ему, что я желаю изучить на месте инородческий вопрос, чтобы потом отстаивать его, когда будет представляться на то возможность. Подвигнули меня на дело те нападки на инородцев и их просветителей, которые раздаются все чаще и чаще.
Лицо Кузьмы Андреева озарилось каким-то внутренним светом, и он заговорил тихим и ровным голосом: “На инородцев много нападают. Но я надеюсь на Господа Бога. Он кому-нибудь положит на сердце”<…>
Кузьма Андреев говорил с расстановкой и с инородческим выговором. Но в его речах было что-то глубокое и задушевное, которое приковывало внимание и производило сильное впечатление» .
***Желание учиться
Кузьма Андреевич Андреев родился в 1857 году в поселке Старый Карлыган Уржумского уезда Вятской губернии в обычной крестьянской семье.
Будучи от природы любознательным, Кузьма желал учиться еще с детства. Однако его мать была против, поскольку тогдашние школы для инородцев отрывали образованные единицы от основной народной массы, портя их нравственно: «…грамотных вотяков было мало, и они были дурные люди, пьяницы, гордецы, занимались писанием расписок, жалоб и, пользуясь этим, обирали вотяков». Но все же он смог преодолеть сопротивление родных и в 1873 году поступил в Старо-Ципьинскую (ныне д. Старая Ципья Балтасинского района Татарстана с кряшенским населением) школу грамоты, где успел проучиться всего девять недель. Скорее всего, Кузьму отозвали домой родители для хозяйственных работ – его семья, как и многие другие, занималась домашним производством. В следующем, 1874 году, ему повезло больше: ближе к зиме он поступил в Сардебашскую крещено-татарскую школу (ныне д. Сердабаш Арского района Татарстана), где преподавание велось на татарском языке. Кузьма хорошо знал татарский язык. Вообще инородцы не жили обособленными друг от друга диаспорами, общались по торговым, бытовым делам и т.п., поэтому, например, многие удмурты той местности свободно владели татарским языком. Так или иначе, за четыре месяца, проведенные в Сардебашской школе, он «научился отлично читать и писать, познакомился с книгами на крещено-татарском языке» узнал начатки Православной веры. Больше ему учиться не удалось, его, как старшего сына, не отпустили из дому. Однако он продолжает заниматься самообразованием. Еще в Сардебашской школе он узнал о новоизданных книгах на удмуртском языке. Получив их по требованию учителя, он, по его собственным словам, очень радовался и постоянно читал в свободное время до того, что знал их наизусть. Отметим, что читать его на удмуртском языке никто не учил – это он освоил самостоятельно . Он стал часто разговаривать на духовные темы со священниками, где бы их ни встречал, задавать им вопросы. Приходской священник, приметив в нем горение к вере (среди основной массы язычества и подчас враждебности к православию это, конечно, было чем-то выдающимся), стал более внимательным к нему, Кузьма часто ходил к нему домой. В итоге в его душе произошел окончательный переворот. Он хорошо узнал Православную веру, почувствовал ее адекватность истине, понял ее внутреннее содержание и смысл и стал отказываться посещать языческие моления.
***Родовая вера
Его отец исполнял обязанности старшего жреца и Кузьму, как старшего сына, заставляли помогать ему. Как рассказывает сам Кузьма, «чуть кто-нибудь захворает, или беда какая-нибудь, нужно было кашу варить или зарезать какое-нибудь животное или птицу, и мне нужно было часто заменять отца. Однажды захворал отец, меня послали на ночное моление в баню, нужно было зарезать курицу. Я пошел с братом и сделал все по примеру отца, но только в душе молился Истинному Богу, говоря так: “Господи, я ничего не знаю, я знаю только Тебя, Сам вразуми меня”. Таким образом, часто заменял я отца, но всегда неохотно». В конце-концов родители, видя его сопротивление, смирились и оставили его в покое. Со временем он начинает молиться с крестным знамением, уже неся таким образом в свою семью проповедь о Христе. Его братья, глядя на него, стали учиться у него молиться также. Смягчается в конце-концов сердце его родителей, и они больше не запрещают православное моление: «Читал я сначала старику отцу “О нравоучении” книгу на русском языке, старик не понимал; а когда стал читать ту же книгу на вотском языке, старик приятно слушал, полюбил чтение и говорит: «Я не знал, что в той книге столь хорошо написано»!
Извлечение из дневника-отчета епархиального инородческого миссионера Кузьмы Андреева
Утром, действительно, собралось к моей квартире много народу, все были совершенно трезвые. Приступая к беседе, я сказал им:
«Я имею обыкновение перед беседой всегда помолиться Богу по-вотски; где бы вы желали, чтобы я и теперь помолился, читая молитвы на вотском языке?» – «Мы, когда молимся всей деревней, молимся всегда в нашей будзым куа (общественный шалаш), – в один голос отвечали они, – и ты молись там, мы будем молиться с тобой». – «Помолился бы я с вами в шалаше, – ответил я, – но вас собралось так много, что всем нам там не поместиться». Выбрал я из перевода на вотский язык несколько очень трогательных и умилительных молитв и долго молился, читая их вслух внятно и отчетливо. Все многочисленное собрание совершенно притихло и напряженно стало внимать читаемому, затем молитвенный дух и настроение сообщилось всем и все собравшиеся, как один человек, прониклись одной горячей молитвой, которая и продолжалась до конца с глубочайшим благоговением и умилением.
***Дело просвещения — свято
Кузьма продолжает получать книги на удмуртском языке – Евангелие от Матфея, Священную историю. (Они посылались со склада Казанской Учительской Семинарии местным священникам для бесплатной раздачи народу). Эти книги он также выучивает наизусть, и здесь начинает проявляться его миссионерское призвание. «Когда эти книги я узнал, – рассказывает Кузьма, – начал думать, что если б все вотяки знали так, как я, то они все бы как я отступили от старых молений. Как бы сделать все это им известным, объяснить им все это?» .
В это же время зарождается в его душе мечта о школе для земляков. Ему хотелось организовать полноценную школу, «как у крещеных татар». С этой целью он осенью 1882 года ездит по окрестным удмуртским селениям и узнает количество желающих обучаться, пишет на русском языке, как может, прошение.
Первоначально школа помещалась в маленьком домике, арендованном Кузьмой, инвентарь (парты, классную доску) сделал он сам. С 10 октября 1883 года начались занятия, учеников было много, места не хватало. К следующему году отец Кузьмы выстроил для нее более просторное помещение.
Первое время Кузьма работал на одном энтузиазме, поскольку условия были неблагоприятны, жалование платили непостоянно. С этого же времени он начал еженедельно устраивать полноценные миссионерские собеседования, сначала в своем селении в школе, потом и в окрестных деревнях, куда его постоянно стали приглашать. Народу на них собиралось немало и, как отмечает сам Кузьма, они «очень заинтересовались беседами, радовались душой». В первое время Кузьма собирал народ на беседы с помощью большой трубы из толстой бересты. Потом, когда Православие распространилось, были собраны деньги на колокол.
***Проповедь на родном языке
Ясно видна любовь Кузьмы Андреева к своим соотечественникам, радение о них. «А православную веру они не соблюдают, потому что им неоткуда слышать <…> Когда я езжу по Вятской епархии, по крещеным вотякам и некрещеным, и объясняю им о православной вере, они говорят: “Если б нам объяснили на своем языке так подробно, когда бы мы не поняли? И наши отцы и деды поняли бы. Мы никогда не слыхали такого объяснения”» Вся беда заключалась в неправильном подходе к проповеди «дипломированных миссионеров»: «А то священники приходят и говорят: “Вы не молитесь Богу, а шайтану, это нехорошо”, а почему не так молимся – не говорят. Они запрещают молиться по-нашему, а мы без молитвы жить боимся, Бог прогневается на нас». Немудрено поэтому, что беседы Кузьмы, разъяснявшего им все на их языке, учившего, как надо правильно молиться, вскоре стали известны в соседних деревнях, из которых несколько человек по делам приезжали в Карлыган, случайно попали на них и рассказали своим односельчанам и домашним. Таким образом проповедь распространялась все дальше.
*** “Откуда ему премудрость сия”
С.В. Чичерина описывает одну из его бесед в марийской деревне, где он уже был до этого несколько раз:
«Кузьма Андреев велел зажечь свечку перед образами <…> народ весь обратился лицом к иконам, Кузьма Андреев стал перед ними, перекрестился и медленным низким голосом, подавленным сильным чувством, произнес по-вотски “Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа” и приступил к беседе.
Он говорил по-вотски, так как все черемисы по-вотски знают, а он, хотя знает по-черемисски, но говорит не вполне свободно, и, как он мне объяснил, – душевно, из сердца можно говорить лишь на своем языке. Иногда, впрочем, он вставлял несколько слов по-черемисски. Говорил увлекательно, горячо, делал руками жесты. Он меня предупредил заранее, что беседа будет вроде той, которую он утром изложил мне, и я по выражению его лица и по движению его рук могла до некоторой степени следить за ее ходом. Например, когда он заговорил о Распятии, он раскрыл обе руки в форме Креста, и его глаза осветились каким-то особенным кротким сиянием. Народ не спускал с него глаз <курсив наш. – Я.З.>. Часто между слушателями поднимался глухой ропот одобрения или изумления <…>, видно было, что они следят всей душой» .
А.И. Емельянов, присутствовавший в 1903 году на одной из бесед К. Андреева, со своей стороны характеризует ее следующим образом: «Проповедник изложил пред слушателями историю создания мира и человека, рассказал о грехопадении и кратко передал историю домостроительства нашего спасения. Простота, ясность и картинность изложения должны были производить сильное впечатление на слушателей. Невольно приходилось подумать о проповеднике: “Откуда ему премудрость сия”.
Таким образом Кузьма Андреев в проповеди действовал, как он сам любил выражаться, «сосподтиха», то есть потихоньку, постепенно внося в молитвы и обряды язычников новый христианский смысл. При этом результат получался гораздо больший, чем если бы он сразу начал проповедовал православную веру – он этим бы просто оттолкнул от себя тех, кто был настроен против православия. Благодаря этому, Кузьма имел подход к сердцам даже самых закоренелых язычников, А.И Емельянов вспоминает: «Кузьма Андреев своею мягкостью, ласковостью и задушевностью отворяет сердца самых загрубелых язычников; нередко догадавшись, куда он клонит свою речь <…>, они угрюмо спрашивают его: “Значит, ты не велишь нам по-старому молиться”. Оставалось бы, кажется, только дать утвердительный ответ на этот вопрос, и весь результат беседы был бы потерян. Но Кузьма Андреев умеет и здесь сказать слово в духе евангельской любви <…>: “Я, братья, говорит он, не приехал к вам чего-либо приказывать или запрещать, а только объяснять; если согласны с моими словами, я рад, а если не согласны, и то хорошо”. Со стороны возражателя на это слышится тяжелый вздох; с глубоким раздумьем уходит он, всем своим видом свидетельствуя о той переоценке ценностей, которая в нем началась».
То, что он проповедовал инородцам, было несравненно выше их кереметей, и они, познав истину, легко переходили в Православие.
Проповедь Кузьмы Андреева производила целый переворот в селениях. Вот один из многочисленных примеров: «По его увещаниям жители деревни Сулвай-Какси, Малмыжского уезда <…> навечно отказались от всего языческого за себя, за детей своих <…>». Однако он нисколько не гордится своими успехами, во всем его облике чувствуется христианское смирение: «Как все истинные «носители духа», Кузьма Андреев делает свое дело совершенно просто, без всякой рисовки и без всякой мысли о себе лично; он, видимо, убежден, что делает только то, что обязан делать».
С 1986 года Кузьма Андреев начинает получать полноценное жалование – 600 р. в год и 147 р. «разъездных», т.е. на дорогу. «Теперь езжу, сколько успеваю, по всей Вятской епархии, и везде замечаю разницу. Где я много раз был, там язычество оставляется, а где мало был, там язычество еще держится», — говорит сам он о своей миссионерской деятельности этого времени.
Извлечение из дневника-отчета епархиального инородческого миссионера Кузьмы Андреева
Жрецы (их четверо) вынесли из шалаша 15 коп. денег и сказали, что это в благодарность мне за труды. Я сказал, что за труды я получаю жалование и денег за слушателей за это не беру, но если они непременно желают, то я не откажусь с тем, чтобы пожертвовать их в церковь или дать нищим.
«Мы даем тебе, а там куда хочешь, туда и давай», – заявили они и тотчас сообщили «старикам» о том, что дали мне денег не спросясь их, стариков, и спросили их «не сердятся ли они на них за это»? Старики ответили громко: «Что дали очень мало? Надо дать еще», и, пошептавшись, дали еще 50 коп.
***Моя домашняя школа
Он овдовел в начале 1904 года, и жену свою очень оплакивал. Его жена была доброй и любящей, но «из неграмотных вотячек», и поэтому не поддерживала его благих начинаний. Хотя она была формально крещеной, но родом принадлежала к одному из самых закоренелых в язычестве семейств, и в первые годы своей деятельности Кузьма Андреев не видел ни от кого такого упорного сопротивления, как от нее. Она обратилась в христианство позже всех других карлыганских жителей, но и после того продолжала сетовать на многие его благие начинания. Свою жену Кузьма Андреев называл иногда «моя домашняя школа». Судя по заметке С.В. Чичериной, семья у Кузьмы Андреева была довольно большая. В настоящее время его потомки проживают в различных местах Удмуртской Республики и в той же местности.
Извлечение из дневника-отчета епархиального инородческого миссионера Кузьмы Андреева
Когда затем пришли к главному жрецу, первому по очереди, жрецы с общего между собою согласия решились изменить на этот раз существующий обычай, по которому молиться, с произношением вслух языческой молитвы, должен был старший жрец в соучастии других жрецов, а вместо того все они стали просить меня: «Твой молебен очень хороший, поэтому лучше уж ты же служи за нас в наших домах свои молебны».
На это я ответил, что служить молебен я и никто другой, кроме архиереев и священников, не имеет права и что я, не будучи священником, служил у их общественного шалаша не молебен, а читал св. молитвы, написанные святыми и обращенные к Единому истинному Богу, создателю вселенной и всех людей. «Ну так делай, как знаешь, как можно и как лучше, только вместо нас уж молись ты», – ответили они. Таким образом с первого и до последнего дома вместо языческих молитв, произносимых языческими жрецами, на этот раз в стенах жилищ, погруженных в тьму языческого невежества столпов его, впервые произносились священные и спасительные слова святых молитв, обращенных к Богу Отцу, Сыну Божию и Св. Духу.
Кузьма Андреев (из вотяков).
Что было далее с Кузьмой Андреевым и какова его судьба после Октябрьской революции – нам пока неизвестно, это дело специальных исследований. Можно предположить, что он за свою деятельность мог подвергнуться каким-либо репрессиям со стороны советской власти. Известно, однако, что он умер своей смертью в преклонном возрасте 16 мая 1940 года в г. Можге Удмуртской Республики.
( по материалам дипломного сочинения по истории христианства в Казанском крае «Миссионер и просветитель удмуртов Кузьма Андреев» студента V курса Казанской Семинарии Зайцева Я.А, Казань, 2006 г)