Протоиерей Артемий Владимиров: «Учитель должен жить тем, что он преподает»

Выпускник Московского государственного университета, получивший также и духовное образование, вот уже более четверти века отец Артемий посвящает преподаванию гуманитарных и духовных дисциплин в высших и средних учебных заведениях, как светских, так и церковных. 23 года предстоит он престолу Божию, совершая священническое служение, последние 20 лет являясь настоятелем Всехсвятского храма бывшего Ново-Алексеевского монастыря. Яркий проповедник, неутомимый миссионер, внимательный духовник, блестящий лектор, автор многих книг, статей, радио- и телепередач, отец Артемий стяжал уважение и благодарность не только своих пасомых, но и людей, подчас далеких от Православия, во всех уголках мира. От «Уроков целомудрия» - Это не первый Ваш приезд в Удмуртию.  В августе 1997 года Вы приезжали на семинар для учителей «Уроки целомудрия». - Мы с учителями тогда изучали опыт противодействия навязываемому нашим школьникам «секспросвету» и на практических занятиях учились, как можно вполне православно преподавать свой предмет в рамках существующих программ. Тогда в строящемся нижнем, крестильном храме мы с о. Владимиром служили литургию. Там под фундаментом открылся источник, и мы совершали водосвятие. А затем была еще одна большая встреча также в Свято-Никольском храме села Завьялово. В начале  2002 года в Доме молодежи г.Ижевска мне случилось выступать с беседой о гармонии семейных взаимоотношений. - Отец Артемий, какова цель и география Вашей поездки? С чем Вы приехали? - Цель поездки  взаимообогащающая, потому что всякий раз, когда удается скромному московскому священнику выехать за окружную дорогу, душа исполняется миром и радостью. В Ижевске, Сарапуле и Воткинске были встречи с педагогами, с высшим педагогическим сословием – директорами средних, дошкольных учебных заведений, встречи со студентами Удмуртского государственного университета в Ижевске. Предстоит еще встреча в Можге. И, конечно, заметно, как теплеют сердца, насколько благодатна почва человеческих душ для слышания слова Божия. Притом что мне, как преподавателю русского языка и риторики (тому, кто размышляет о свойствах живого слова), очевидно, что сегодня мы можем помимо церковных жанров – проповеди, конечно же, расширять новые подходы, новые жанры. И вот очень интересные наблюдения, в частности здесь в Удмуртии. Мы вместе с французской пианисткой и композитором Ренарой Ахундовой предложили слушателю свои литературно–музыкальные композиции. В данном формате священник не стремится кого-то назидать прямо и откровенно, но размышляет о детстве, становлении личности человека, о любви и супружестве, об искушениях нашего времени, о приготовлении к кончине, судьбах Родины и восполняет эти размышления авторскими музыкальными произведениями. В результате видишь, насколько властна музыка, классическая чистая гармония, над умами и сердцами людей. Я в который раз убеждаюсь, что нет, наверное, более тонкого и деликатного подхода к просвещению слушателей, чем сочетание пастырского слова и какого-то вида искусства, особенно, музыкального. - Но это не новая форма общения… - Нужно отметить, что сегодня совсем не редкость выступление перед публикой поэтов, музыкантов, бардов, сказителей, облеченных в священнический сан. Думаю, что объясняется это еще и тем, что в последнее десятилетие многие представители творческой интеллигенции и педагоги (не только они), воцерковляясь, были затем призываемы Божией благодатиею на служение пастырское. Достаточно привести в пример известные уже имена, такие как: сельского священника из Кировской  области замечательного поэта протоиерея Леонида Сафонова; протоиерея Андрея Логвинова из Костромы; матушки Людмилы Кононовой из Вятки… Московская публика их так часто видит и слышит, что для меня это предмет какого-то особого размышления и удивления. В век, когда народ физически устал от пошлых наглых форм растления умов и сердец субкультурой, мы являемся свидетелями возрождения около церковных форм культуры посредством слова и музыки. Люди мгновенно отзываются на все, что хотя бы отдаленно напоминает классическое искусство, что содействует поднятию мысли, просвещению чувств. В этом смысле, судя по теплоте аудитории, какой-то радости в глазах, и наше маленькое благовестническое путешествие, надеюсь, не останется без плода. - Как Вас принимают на местах? - Мне пришлось в Сарапуле встречаться с директорами школ. Разговор шел, конечно, не без некоторых приступов. Люди психологически не готовы к неформальному, искреннему общению. Они уже имеют некоторое «заизвесткованное» сознание. Блокноты, ручки. Ожидают, что сейчас будут какие-то схемы, диаграммы, установки… И вдруг священник обращается к ним по-семейному, видя в них матерей и бабушек. И поэтому, повторяюсь, не без испытаний, но, мне кажется, разговор состоялся все-таки благоуспешно. Я особенно благодарен владыке Николаю, который охотно благословил меня на эти труды, благодарен за поддержку духовенства Сарапула, Воткинска, Ижевска, потому что, если чувствуешь эту поддержку, помощь, молитвенное соработничество, то тогда крылья вырастают за спиной. Сначала была школа… - Сегодня в нашем регионе второй год проходит эксперимент по преподаванию «Основ религиозных культур и светской этики». Памятуя о дореволюционном часто формальном преподавании «Закона Божия», в сегодняшней школе немногие решаются на преподавание «Основ православной культуры». Что Вы по этому поводу думаете? - Любой самый благодатный материал можно, что называется, «засушить», выхолостить, формализовать. И если это простительно преподавателю геометрии, химии, которые как-будто особо не нуждаются во вдохновении, то, конечно, весьма печально и тревожно, если таким духом проникнется преподаватель нравственной дисциплины. И, безусловно, сегодня под руками у нас уже находится множество интересных содержательных пособий, самых разнообразных, они уже доступны, мы все-таки понимаем, что успех дела обусловлен личностью преподавателя, его сердечными качествами, тем сокровищем, которое он либо успел накопить, либо не успел. Когда я слышу о светской этике, то как преподаватель, имеющий некоторый опыт общения с детьми, особо не отчаиваюсь, потому что ту же этику на самом деле, как историю и русский язык, можно преподавать вдохновенно. В наше время, когда воцерковление детей совершается достаточно быстро (внешнее воцерковление), они уже знают дорогу к храму, они уже запросто подходят к батюшке под благословение, для них уже знакомы исповедь, причастие желанно, то часто мы, педагоги и воспитатели, видим очень тревожное явление: ребенок как бы воцерковлен по всем внешним показателям и параметрам, но при этом его мыслишки, его чувствованьица, его словечки, «блинчики» и «оладушки», которые они там выпекают в коридорах, его поступки – лукавство, агрессия, хитрость, нечестность, воровство - говорят о том, что его внутренний мир не просветлен. Оказывается, что понятия этики (светской да не советской): долг, честь, ответственность, предпочтение общественного личному (чему в свое время нас учили), очень нам должны пригодиться. Существует христианская этика – это и есть тот материал, который сегодня можно с любовью преподавать детям, понимая, что не вдруг и не сразу Божия благодать оказывает на них свое действие. Мне кажется, что тот эксперимент, который проходит в Удмуртии (педагоги говорят именно о сочетании духовной культуры, религиозного просвещения и начал этики), он является оптимальным. Но в любом случае педагогу необходимы большой такт и деликатность, чтобы предмет не был какой-то прописью морали, чтобы он не становился бездушным подобием «апрельских тезисов» советской власти. Здесь нужна душа, нужны живые нити общения учителя и учеников. Учитель сам должен жить тем, что он преподает – это азбучная истина. Мы никогда не сумеем детям передать более того, чем имеем в нашей собственной душе. Как говорил Блез Паскаль: «В сообщающихся сосудах уровни жидкости будут всегда совершенно одинаковы». - Святейший Патриарх Кирилл выдвинул требование о приходском педагоге. Каково его место? - Сегодня священство с особенным вниманием и бережностью должно относиться к педагогу на приходе, если таковой имеется. Не случайно святитель Феофан мыслил о сословии учителей как о самом святом сословии общества. Во всяком случае, учителей мы должны под белые рученьки принимать в храмах, утешать, холить, лелеять, просвещать, потому что по опыту: «и один в поле воин». Если есть в общеобразовательной школе хотя бы один педагог, который является христианином по жизни, то, несмотря на сложную и противоречивую обстановку школьного коллектива, его влияние будет сильным. Хотя и незаметным. Мы сами помним с детских лет таких учителей в младшей школе, с которыми и в пятом, и в десятом классе хотелось поговорить, пообщаться: «Поговори со мною, мама, о чем-нибудь поговори, до звездной полночи до самой…». Ну и, конечно, мне очень бы хотелось, чтобы воцерковленные учителя действительно накапливали этот потенциал чистоты, радушия, мягкости, любви, отсутствие которого – беда, а присутствие которого – подлинное откровение для современного ребенка - недолюбленного, подмороженного, потонувшего в компьютерном андеграунде, а, значит, очень нуждающегося в неформальном, теплом, человеческом общении. Ах вы, Ломоносовы ХХI века  - Большую тревогу у родителей вызывают новации последнего времени в системе образования. Как Вы это оцениваете? - Сейчас мы переживаем времена самые удивительные после двадцатых годов. Время непростое, время, требующее большого внутреннего напряжения. Нелегкое положение православного образования. На сегодня в Москве не больше двадцати православных гимназий, которые находятся между небом и земле. Бывший мэр Москвы Лужков еще как-то финансировал  московские православные образовательные учреждения, гимназии (в то время как школы с еврейским компонентом давно уже на государственном финансировании, и никто не оспаривает сложившегося положения). Сами проекты, которые выходят из голов начальства, вообще какая-то фантасмагория: хотят в недалеком будущем вообще единые программы упразднить. Будет в районе школа-лидер. К ней прикреплены остальные школы, обучение будет вестись уже по домам через компьютер, в 2025 году детей от семей хотят куда-то отвлечь посредством компьютера… И совершенно очевидно, что это дух нехристианский, совершенно чуждый славянскому менталитету, далекий державных интересов. Это очевидное издевательство над отечественной культурой. Идет попрание педагогических традиций. Это напоминает мне наличие в огромном дереве государственности, вернее - в остатках государственности, армии, медицины, образовательной системы, в его корнях какого-то жучка-долгоносика. Его не видно, но он «трух-трух-трух» изъедает древесину. Слова, в общем-то, правильные  произносятся, даже церковные…  Блестящий, красивый фасад, много помпезности, много церемониала, но этот жучок-короед «хрум-хрум-хрум» последние стропила доедает. Может быть не так однозначно, наверное, это и странно, но такое чувство, что сейчас личная инициатива, здесь на месте, в данной школе, в данном приходе, в данном каком-то органе много значит вне глобальных тенденций, все связывающих и соединяющих. Мы переживаем трудное время, когда у людей ощущается томление духа единства, имперского единства. - Отче, Вам приходится достаточно много ездить. Так, в марте прошлого года Вы побывали в США. Какое Ваше впечатление об американской системе образования? - В Америке очень распространенной стала идея домашнего воспитания. Поскольку государственные школы превратились в какой-то нравственный отстой, то родители, не потерявшие надежды на сохранение своих детей от сатанизма, выкладывают последнее, и обучают детей дома, на домашнем режиме, как раньше в дворянских семьях было. Но при этом система высшего образования в Америке такая интересная, очень нравится разнообразием подходов. Ребенок, закончивший такой домашний курс, поступает на равных в американский ВУЗ и, если учится там на все пятерки, то ему возвращаются все деньги, которые он оплатил за первый курс. Система не разрушена, имеет дифференцированные льготы, у нас этого вообще нет, и забота о человеке там видна. Без вины виноватые - Сейчас много разговоров у православной общественности идет об ювенальной юстиции? - Бедные дети, без вины виноватые. Борьба за детей идет. Борьба напряженная, по-видимому, проплаченная из-за рубежа. Интересно, что ювенальная юстиция – это всего лишь один конь в упряжке с колесницей с тремя конями. Вот, например, в Чехии многие семьи со своими детьми бегут на Украину. Чехи пропустили этот момент, и теперь у них в системе детского образования-воспитания все три «блага»: ювенальная юстиция, которая на духовном уровне отчуждает детей от родителей и родителей от детей; затем «секспросвет», насильственно навязанный, и родители, связанные по рукам и ногам ювенальной юстицией, уже не могут воспротивиться развращению детей; и третье - гендерная политика. Гендерная политика представляется как программа по равноправию мужчины и женщины. (Из Википедии: Ге́ндер (англ. gender, от лат. genus «род») — социальный пол, определяющий поведение человека в обществе и то, как это поведение воспринимается. – Прим. свящ. В. Гончарова). Но это только по поверхности. На деле там своя философия - «эра Водолея» - антихристианская философия, по которой уже со школы внушается, что так называемые секс-меньшинства: «голубые», лесбиянки – это нормально, это совершенно естественно, но при этом внушается, что человеческая природа распадается не на два пола, а на пять полов, и в двенадцать лет ты должен выбрать себе пол и в соответствии с этим (мужчина,  женщина или неведомая зверюшка), ты будешь потом ориентироваться на пять видов брачного сожительства… То есть это уже самое настоящее люциферианство. Именно поэтому бедные чехи вынуждены бежать на Украину, чтобы иметь возможность хоть как-то уберечь своих детей. Представляется, что это какая-то очень жесткая система на «зачистку» территории, система самовырождения, чтобы родовые все функции были бы обращены в никуда. Бывшие христианские народы должны сделать духовное харакири, сами вынуждены принять законодательно всю эту мерзость – содом и гоморру. Ощущение, что бедной России не терпится поскорее включиться в эту общеевропейскую систему. От праотца Ноя - Ваше светское образование - филологическое. Вы знаете также и языки латинской группы. Согласны ли Вы с утверждением, что у языков славянской и латинской группы разные языковые ядра? - Давайте вспомним, что все это группа индоевропейских языков, которые восходят к нашему общему для всех нас праотцу Ною. Есть своя теория, как потомки Ноя разошлись. Одни пошли в Европу, другие на полуостров Индостан. Санскрит и литовский - это практически один и тот же язык. Что касается нашего благоуханного церковно-славянского языка, отчасти разговорного русского, а лучше скажем литературного русского языка, то он подпитывается от многих источников. Есть у нас уже ассимилированные, освоенные  заимствования из языков Западной Европы, но есть пласт и греческий, даже куда-то в Финикию уходящий. Но этим-то и замечателен литературный русский язык, что он, вобрав в себя многое, остался самим собой. Известно выражение Михаила Васильевича Ломоносова, юбилей которого мы готовимся встречать, что наш язык соединил в себе поэзию эллинского, благозвучие гишпанского, точность и определительность понятий латыни, и при этом он велик и могуч. - Слово это материальное выражение мысли. А вот можно ли по словам русского, французского или английского языка определить характер (физиономию) народа? - Слово не только материальный выразитель мысли, но и носитель духа. И вот этот-то дух мы с вами черпаем, когда прикасаемся к чистому источнику, когда приобщаемся к подлинной словесности того или иного языка. Что касается нашего литературного русского языка, а корнями он уходит в церковно-славянский язык, язык сакральный, священный, а, значит, он запечатлел все духовные понятия, которые Церковь-мать насаждает в наше сердце, и, в этом смысле, это язык и высокий, и глубокий. Что касается современных европейских языков, то конечно в лице своих классических писателей, например, Диккенса, это язык достойный изучения. И вместе с тем нельзя не видеть, что европейское мышление, мало-помалу оторвавшись от золотоносной жилы подлинного христианства, стало чуть-чуть мельчать. И это обмельчание наблюдается при сравнении, например, русского и французского. У нас, например, слово «чары» осмысляется очень глубоко и уходит в какую-то бездну демонического характера. Французское «шарман» (очаровательность) носит чисто психологический и поверхностный характер. И много можно найти подобных параллелей. Вот, например, лермонтовское: В минуту жизни трудную Теснится ль в сердце грусть, Одну молитву чудную Твержу я наизусть. Что это за молитва? Не все учителя размышляют. Думаю, что это молитва: «Богородице, Дево, радуйся», которую ему пела бабушка, укладывая внучка спать. Но, говоря о достоинствах этой молитвы, он завершает свои лирические размышления: …И дышит непонятная, Святая прелесть в них… Трудно найти с точки зрения церковно-славянского языка более несовместимые сочетания: прелесть святой никак не может быть, но Михаилу Юрьевичу мы это прощаем. - Иностранцы отмечают наличие у русских «загадочной русской души». Например: слова «прощай» нет в других языках: «прощай» как «прости», то есть «прости меня за все, если мы никогда больше не увидимся». Ваш комментарий? - Не говорю Вам «прощайте», но говорю Вам «простите». На самом деле Вы, конечно, правы. В кратких словах, которые мы с вами в детстве называли «волшебными» (на самом деле они не волшебные, а святые), действительно видна душа русского народа. Так же как и в нашей с вами природе – нашей, воткинской, вятской природе: Не поймет и не заметит Гордый взор иноплеменный, Что сквозит и тайно светит В наготе твоей смиренной. - Воткинск – город-завод. Что бы Вы пожелали горожанам? - Дорогие и любимые заводчане! Держите производство в своих руках! Не позволяйте иностранным концессиям и инвестициям растаскивать помаленьку народное достояние! Осваивайте новые технологии! Будьте на пике современной техники с тем, чтобы страна могла склонить главу пред вашим производственным гением! Христос Воскресе! Священник Владислав Гончаров